Твит! Флуд! Чай!

— Шаталова, ты же текстовик! Так что, давай, пиши пресс-релиз.
— Ну если я и пишу тексты, к пиару и рекламе они отношения не имеют.
— Всё равно пиши.

Половинкина

Примерно раз-два в неделю я пытаюсь писать тексты для «А-Фишки». Последний перед уходом в отпуск был про моноспектакль «Победила я», на прошлой неделе вышел текст о постановке «Наташина мечта» c той же Оксаной Погребняк, а сегодня должен выйти обзорный материал о театре «Спичка». 

Собственно, из-за обзора я вчера и познакомилась с другой Оксаной По... — Оксаной Половинкиной, режиссёром «Спички».

«От слова "надо" меня коробит, как вампира на свету»

Она сидела передо мной в чудесном «Пыж-кафе», постоянно задумывалась, собирала в кулак падающие на лицо короткие волосы и отбрасывала их назад. Временами теребила чёрную резинку-браслет на запястье. Смотрела на проходивших за моей спиной людей (именно поэтому я не люблю сидеть спиной ко входу). Когда не могла подобрать нужные слова, Оксана смотрела чуть вверх и вправо, опираясь на локти. И сидела даже не совсем напротив меня, а на параллельной линии.

У меня был латте, тетрадь и ручка. Перед ней была пустая половина стола. Сцена, на которой играли предплечья и кисти. Она боялась сказать что-то не то.

— Это Вы писали последнее про «Новую сцену»? (здесь и далее речь идёт о «НС-2» Оксаны Погребняк — прим. авт.)
— Да, я.
— Ну так и пишите... про неё...
— Почему не о вас?

Оксана отбросила ореховые волосы назад. Повисла на столе на локтях:

— О нас нечего говорить.
— Так не бывает. Вы же хотите, чтобы к вам пришли на кастинг?
— Я бы не называла это кастингом... Это набор.
— Как мне передали, так я и говорю. Так вот: набор. Кого Вы ждёте?

Она не смотела на меня — она же была на параллели, поэтому прямо перед её глазами находился только край моего плеча. Глядя куда-то в эту область, она уверенно сказала: «Мы ждём всех». Потом я расспрашивала о составе нынешней труппы, о том, когда появился театр, о репертуаре старом и новом, открытии «сезона», пьесах, зрителях, актёрах... Она боялась ляпнуть что-то не то. Вот не говорила об этом прямо, но я видела, или хотела видеть именно это в непрекращающемся движении её рук, теребивших браслет, рукава просторного сине-серого свитера, волосы... У неё очень красиво сочетаются цвет волос и глаз: они, по-моему, тоже серо-синие. Во всяком случае, мне так запомнилось. Она — «коммуникативная самоубийца».

— Может, я сейчас не правильно скажу... Не записывайте это.
— Я так... Для себя пометки делаю.
— Просто не надо думать, что я собралась противопоставлять «Спичку» «Новой сцене». И писать так не надо. Потому что, если я «противопоставляю», значит, автоматически я против «Новой сцены». Нет. Я не хочу сравнивать. Я хочу работать.

Всё-таки, есть у них что-то общее. Порывистая речь что ли... Взгляд этот задумчивый... И нечто среднее между боязнью меня и неприязнью — не личной, а как к журналисту, задающему вопросы и пытающемуся предположить ответы. Да.

Театр под открытым небом
(Моё самолюбие будет счастливо, если вы пропустите этот фрагмент. С приветом, Шаталова)

В конце июня после премьеры спектакля «Победила я» из бывшего ДК «Юбилейный» мы шли втроём: со мной и Оксаной Погребняк была ещё первая театральная преподавательница режиссёра и актрисы «НС-2» Ольга Александровна. Я спрашивала о том, почему «Победила я» обозначался самой Погребняк как, возможно, последний её спектакль в Белгороде; почему в нашем городе так тяжело новым театрам; пыталась добиться от Оксаны чётких формулировок... Добилась. В какой-то момент она вполне чётко рявкнула на меня, мол, что ты дурочку из меня делаешь?! Чего хочешь? На чём подловить пытаешься?

Мы поднимались на переход над железной дорогой. На меня только три человека повышают голос: мама, младшенькая и Попов. А тут — совершенно посторонняя дама раскричалась на меня, ещё и в присутствии другой посторонней дамы. Воздуха не хватало: было душно (собирался дождь), на боку висела тяжёлая сумка, передавливая дыхание, а тут ещё внутри где-то на уровне души засел тяжёлый, густой, вязкий комок. Выдавив из себя: «Спасибо... за... интервью», — я отпустила своих спутниц вперёд, сказала им в спину «Всего доброго», рывком отвернулась к перилам и расплакалась. Впервые с ноября, с похорон крёстного.

Погребняк поняла, что что-то не так, и вернулась, застав меня в соплях и с чудовищной одышкой. Не бросила. Ненавижу, когда кто-то видит меня слабой, а тут вообще... Но, смирившись с тем, что ситуацию уже не изменишь, я собрала внутри ошмётки того густого комка, который во мне взорвался, и выбросила на неё.

Минут двадцать, пока на нас падали редкие капли дождя, я говорила и говорила. Про то, что «Победила я» пронял меня до глубины души. Что, если «НС-2» исчезнет, я такое могу больше не увидеть в Белгороде. Здесь ведь постоянно появляются, но быстро исчезают новые труппы. Почему? Что или кто им мешает? Административные препятствия или отсутствие нужных актёров, зрителей, идей? Говорила, что мне нужно было авторитетное мнение знающего человека. Что я не как журналист спрашиваю, а как зритель, который рискует остаться без театра, и что мне этот экспертный взгляд нужен не для какой-нибудь газетной сенсации, а «в частном порядке»... Я много чего сказала тогда. Практически призналась в любви новой драме и пронзительным, реалистичным, взрывающим мозг и переворачивающим чакры спектаклям. Периодически на меня накатывали новые слёзы, от которых мне становилось противно; я их не держала, чтобы поскорее избавиться...

Оксана мне тогда сделала самый большой в моей жизни подарок. Она предложила мне играть в театре. Я лет с шести мечтаю об этом. Мечтала. А на мосту мне вдруг стало ясно, что эта мечта вместе с моими слезами и словами выпрыгнула, села на перила, но налетевший порыв ветра и пара упавших дождевых капель сбили её равновесие и она опрокинулась вниз. На рельсы. Бы-ды-ды-дыщ...

Через некоторое время, убедившись, что я не отправлюсь в истерике вслед за своей размазанной по насыпи мечтой, Оксана и Ольга ушли. Потому что я успокоилась и, ни секунды не сомневаясь, сказала «нет» своей самой большой мечте о том, что в нужный момент режиссёр сам меня найдёт и предложит играть. До меня вдруг дошло, что я не смогу настолько сживаться с ролью, чтобы даже через час после спектакля быть Наташей, которая победила, но сошла с ума, а не взрослым, собранным и сдержанным человеком. И из этой в общем-то не очень приятной для моего самолюбия истории я вынесла очень важный урок: режиссёра нельзя трогать в день премьеры. Его растревоженное энергетическое поле несёт разрушения. Хотя катарсис тоже, но это кому как повезёт.

Для всех

— Я понимаю, почему Оксана не доверяет людям. Стала понимать, когда из «Спички» стали уходить, ни разу не добравшись до сцены. Поэтому можете написать, что мы ждём людей, готовых к тому, что театр — это в какой-то степени рутина. Я понимаю, почему она многое воспринимает теперь, как предательство, почему называет кого-то предателем.

В какой-то момент мне начинает казаться, что ей хочется сказать это лично Оксане. Наверное, мне только кажется:

— Я не хочу, чтобы мы ставили новую драму. В жизни и так много говна. Идёшь по улице — наступил в говно. Тебе за это в лицо матом... Я хочу, чтобы люди были добрее... Пусть человек придёт, пусть играет, пусть он даже, как говорится, не без греха — но добро, которое театр будет вкладывать в него, постепенно вытеснит всё плохое.

Мы ещё много говорили. У неё не было кофе. У проходившего мимо знакомого она попросила сигарету. Я продолжила спрашивать:

— Мне кажется, что у «Новой сцены» есть спектакли не для всех. Например, школьникам такое не всегда покажешь: некоторые постановки рассчитаны на кого-то соображающего. А Вы что будете ставить? Для кого?
— Для всех. Кто психологически созрел, тот может спокойно идти на спектакли Погребняк, а кто не готов, тот и в «Реквиеме по мечте» увидит романтику жизни наркомана.

Глядя на меня — то есть, чуть влево относительно себя — Оксана рассуждала об эротике и порнографии в драме, о морали. Из-за моей спины вырос Вова  Корнев. «Я очень рад видеть вас так... вдвоём», — пробубнил он, сделал из моей чашки глоток латте и скрылся. Мы рассмеялись: «Живая иллюстрация разной морали».

Мимо проходили и другие люди. Кто-то здоровался со мной, кто-то — с Оксаной. Она постепенно перестала закрывать свои мысли, стала объяснять, чем для неё является театр, почему не хочет, чтобы о нём писал журналист. Тогда я объяснила, что хочу открыть белгородцам глаза на театры, дать людям возможность выбора. Сказала, что не собираюсь давать оценку «Спичке», поскольку не видела ни одного спектакля. Объяснила, что журналист — это профессиональный дилетант, и что я смотрю на постановки глазами обычного зрителя, а не критика.

Кажется, она успокоилась. Перестала мучить волосы. Стала чаще делать чёткие, оправданные жесты, рассказывая о том, какой спектакль хочет сделать и какой посмотреть в зрительном зале. За час общения у меня как будто опять разошёлся какой-то комок, только теперь не на душе, а в голове.

Обе две

Они обе очень молодые. Но с обеими я говорю исключительно на «Вы». Мне нравится, что они не играют в режиссёров, что я не играю в корреспондента, а что всё это наконец-то по-настоящему.
UPD: Кстати, из нашего разговора получился не только пост в жежежешечку, но и очередная публикация.